La Settimana Santa con Živago (Lunedì Santo)

Il fico maledetto, Dionisij (XV sec.)

2/ Lunedì Santo: Il miracolo di Boris Pasternak

L’episodio del fico maledetto nella liturgia ortodossa viene letto al Lunedì Santo.

E a Pasternak esso ispira  un mondo desolato, morto, congelato, dove l’attesa è immobilità rigida di morte.

L’albero senza frutto incontra Dio. L’uomo incontra il suo destino e l'esito non è scontato. Il miracolo è un fulmine che ti schianta. Niente di consolatorio.

IL MIRACOLO

Lui da Betania andava a Gerusalemme,

Era dalla tristezza e dai presagi oppresso.

Arso era un cespuglio di spine sul pendio,

Fermo sulla capanna stava il fumo,

L'aria era bollente e immobile il giunco,

E del Mar Morto la calma era piatta.

E, con amarezza più amara del mare,

Lui se ne andava con una piccola folla di nubi

per via polverosa verso qualche riparo,

Andava in città dai discepoli riuniti.

E tanto immerso era nei suoi pensieri,

che scorato il campo prese profumo d'assenzio.

Tutto si tacque. Stava lui solo nel mezzo.

E il luogo giaceva inerte in oblio.

Tutto si confondeva: il calore e il deserto,

e le lucertole e le fonti e i torrenti.

Un fico si ergeva poco lontano

senza frutti, solo rami e foglie.

E lui gli disse: «A qual scopo sei fatto?

Che gioia nel fusto tuo mi è data?

Io ho sete e fame, e tu sei fiore infecondo,

e incontrarti dà meno gioia del granito.

Oh, qual sterile oltraggio sei tu!

Resta così fino allo scader degli anni.»

Passò per il legno il fremito del giudizio,

come scintilla di lampo nel parafulmine.

E il fico si fece tutto di cenere.

Avessero avuto intanto un istante di libertà

le foglie, i rami, le radici e il tronco,

le leggi della natura sarebbero forse intervenute,

Ma un miracolo è un miracolo e il miracolo è Dio.

Quando siamo smarriti, lasciati аllo sbando,

Esso istantaneo ci coglie alla sprovvista.

Чудо

Он шел из Вифании в Ерусалим,

Заранее грустью предчувствий томим.

Колючий кустарник на круче был выжжен,

Над хижиной ближней не двигался дым,

Был воздух горяч, и камыш неподвижен,

И Мертвого моря покой недвижим.

И в горечи, спорившей с горечью моря,

Он шел с небольшою толпой облаков

По пыльной дороге на чье-то подворье,

Шел в город на сборище учеников.

И так углубился он в мысли свои,

Что поле в уныньи запахло полынью.

Всё стихло. Один он стоял посредине,

А местность лежала пластом в забытьи.

Все перемешалось: теплынь и пустыня,

И ящерицы, и ключи, и ручьи.

Смоковница высилась невдалеке,

Совсем без плодов, только ветки да листья.

И он ей сказал: «Для какой ты корысти?

Какая мне радость в твоем столбняке?

Я жажду и алчу, а ты – пустоцвет,

И встреча с тобой безотрадней гранита.

О, как ты обидна и недаровита!

Останься такой до скончания лет».

По дереву дрожь осужденья прошла,

Как молнии искра по громоотводу.

Смоковницу испепелило дотла.

Найдись в это время минута свободы

У листьев, ветвей, и корней, и ствола,

Успели б вмешаться законы природы.

Но чудо есть чудо, и чудо есть Бог.

Когда мы в смятеньи, тогда средь разброда

Оно настигает мгновенно, врасплох.